Грибной культ у коренных народов

[djafarchik]

Грибной культ у коренных народов Сибири

Между тем практика использования грибов коренными народами Сибири – разная. Она носит не только сакральный – обрядово-ритуальные церемонии, но профанный – бытовое употребление, характер. Кроме того, сакральное применение не всегда было связано с шаманизмом. Существовали и дошаманские культы эпохи магии, где наркотические средства использовались в иерофаниях с магической целью. До сих пор в Сибири существуют народы с «примитивными» культурными и религиозными воззрениями, которые не перешагнули этап магических религиозных представлений. Из работ последнего времени на эту тему привлекает внимание статья исследователя А. В. Шаповалова в интернетовском журнале «Сибирская заимка». Он предлагает следующую классификацию:

«Таким образом, роль галлюциногенных и психотропных средств в культовой практике народов Сибири весьма различна и скорее всего соответствует определенным историческим этапам их применения, которые можно реконструировать следующим образом:

1 этап – тестирование – относится к самым ранним этапам освоения Сибири человеком, когда многие растения просто пробовались на вкус в ходе пищевых экспериментов.

2 этап – магическое использование – осознав галлюциногенное влияние препаратов, люди стали использовать их в магических, скорее всего коллективных ритуалах. Не исключено, что к этой эпохе могут относиться «грибные» археологические артефакты и использование мухоморов народами северо-восточной Сибири, которые так и не перешагнули рубеж этого этапа.

3 этап – реликтовое использование, когда силу психотропных препаратов используют только отдельные люди в ходе ритуально-обрядовой, чаще всего лечебной практики. Именно на этой стадии находились народы Дальнего Востока, эвенки и обские угры.

4 этап – символическое использование. Это и есть собственно шаманский этап, когда наркотическое средства воспринимаются только как символы, они функционально вытесняются из ритуальной практики в зону бытового потребления, где становятся атрибутом праздничного (измененного) состояния социума. Нужно полагать, что подобные этапы проходили в древности, либо проходят до сих пор, все наркотические средства, известные традиционным культурам».



Мой научный интерес вызывают все стадии ритуального употребления психоактивных веществ среди народов Сибири.

Здесь, наверное, стоит определиться с понятием «шаманизм». Мирча Элиаде называет шаманизмом все «архаичные техники экстаза». Между тем, исследователь дает и определение «шаманизма в строгом смысле»:

«Шаманизм в строгом смысле – это прежде всего сибирское и центральноазиатское религиозное явление. Это слово пришло к нам через русский язык от тунгусского шаман. В других языках Центральной и Северной Азии соответствующими ему терминами являются якутское ойун, монгольское боге (в диалектах – бо) и удаган (существуют также бурятское и якутское удаган как обозначение женщины-шаманки), тюркско-татарское кам (алтайское кам, гам, монгольское ками и т. д.). Были попытки объяснить тунгусский термин палийским самана, и к этой возможной этимологии (она относится к обширной проблематике индийских влияний на сибирские религии) я вернемся в последней главе книги. На всей огромной территории Центральной и Северной Азии магико-религиозная жизнь общества сосредоточивается вокруг шамана. Это, конечно, не значит, что он является единственным, кто имеет доступ к сакральному, или же что он взял на себя контроль за всей религиозной деятельностью. Во многих племенах наряду с шаманом существует также жрец-жертвоприноситель, не считая того, что каждый глава семьи является также главой домашнего культа. Тем не менее шаман остается центральной фигурой, поскольку во всей этой сфере, где экстатическое переживание является в высшей степени религиозным, шаман и только шаман является безусловным мастером экстаза. Потому первым и, возможно, наименее рискованным определением этого сложного явления будет формула: шаманизм – это техника экстаза».

В шаманских культурах шаман с помощью опьяняющих напитков из грибов устанавливает связь с небом. Т. Елизаренкова и В. Топоров писали:



«В этом смысле напитки из мухоморов служат той же цели, что мирового (шаманское) древо или его различные воплощения».

Я не могу согласиться с А. Шаповаловым, что «собственно шаманский этап» использует наркотики как «символы» и «они функционально вытесняются из ритуальной практики в зону бытового потребления». Наркотики скорее не символы, но эпифании; отношение к ним как к эпифаниям и употребление их и шаманом, и рядовыми участниками обрядовых практик носят ритуальный, а не бытовой характер. Это относится и к строго шаманскому камланью: церемониям коренных народов Сибири и Дальнего Востока, и исконных жителей Северной и Центральной Америки, так и к более «развитым» религиям: древнегреческим мистериям, суфийским радениям и т. д.

Под бытовым употреблением психоактивных средств я понимаю интоксикацию вне ритуальных практик, которая, как правило, ведет к наркозависимости. Любое обращение к психоактивным веществам вызывает определенную биохимическую реакцию. Галлюциногенные грибы, как и все психоделики, если верить микофилам (Уоссанам), и апологетам психоделического воздействия на психику человека и психоделической культуры, и визионерам (Маккенна, Лири, Кастанеда) изменяет: 1. мыслительную деятельность – расширение сознания, обострение ассоциативного мышления, вызывает мистические откровения, сновидения и т. д., 2. визуальное восприятие: цвет, форма и т. д., 3. слуховое восприятие, 4. осязание, 5. вкус и обоняние. Эти ощущения равны в сакральном и профанном, только отношение к ним разное, вследствие чего приобретается и разный опыт. Сакральное потребление наркотиков отличает от профанного иная мотивация действия: общение с миром духов, перемещение в пространстве и во времени, познание мистерии рождения и смерти и т. д.

На основании анализа современной научной литературы и описаний русских путешественников и этнографов XVIII-XIX, посвященных Северо-восточной Сибири, А. Шаповалов делает вывод о наличии не только ритуального, но повседневного, массового весьма прозаического, потребления мухоморов у народов Сибири:

«Таким образом, приходится констатировать, что массовое потребление мухоморов у народов севера Сибири существовало вне связи с ритуально-обрядовой практикой, а в лучшем случае параллельно ей».

Этнографы XVIII в. (И. Георги) и XIX-XX в. (В. Богораз) подробно описывали не имеющие отношение к ритуальным практикам привычки употребления и характер мухоморного опьянения среди различных сибирских народов. Культура этих «примитивных» народов оставалась практически неизменной в течение тысячелетий. Поэтому, современная культура этих народов почти тождественна культуре прошлого. Таким образом, можно предположить, что и в архаичные времена, рядом с обрядово-ритуальным потреблением мухоморов, сосуществовало и бытовое.

Между тем профанное использование наркотических средств в доисторические времена народами, находящимися еще сегодня в стадии «примитивных» культурных и религиозных воззрений, лишь гипотеза, а сакральное потребление подтверждается археологическими открытиями.

Отечественные петроглифисты: Н. Н. Диков, М. А. Кирьяк, М. А. Дэвлет, дали достаточно полную картину распространения грибных ритуалов в Азии. Несмотря на критику их мифологической интерпретации грибовидных изображений, А. Шаповалов отмечает очевидный вклад ученых, он писал:

«Если их гипотеза верна, то на северо-востоке Азии начали употреблять мухоморы еще в конце III тысячелетия до н.э. и, традиция эта не прерывалась до этнографической современности».

Наиболее известные наскальные рисунки, связанные с культом мухомора в палеоенисейской и палеоазиатской культуре, так называемые «пляшущие человечки» из Саянского каньона Енисея и урочища Могур-Саргол и антропоморфные грибовидные фигуры из Пегтымельских петроглифов на Чукотке.

Исследователь Верхнеенисейских петроглифов М. Дэвлет не берется точно установить их датировку и предлагает временные границы в широких пределах – II-I до н. э. Исследователь Пегтымельских петроглифов Н. Дикову относит эти наскальные рисунки приблизительно к тому же времени, что М. Дэвлет Верхненисейские – к I тыс. до н.э., к усть-бельской культуре бронзового века.

И М. Дэвлет и Н. Диков отмечают параллели между Тувинскими (Верхнеенисейскими) и Пегтымельскими петроглифами. И находят следующие аналогии:1. изображение грибовидных фигур, 2. иногда двойных, или даже тройных грибов, 3. пляшущие человечки.

На основании всестороннего искусствоведческого анализа этих петроглифов в контексте мифологии и культуры, в сочетании с языковыми данными о возможной связи между чукотско-камчатскими и енисейским народами, в частности кетами, Н. Диков выдвинул гипотезу о происхождении чукчей и коряков от протоенисейцев:

«Вполне возможно, что предки чукчей (и коряков) пришли не только и не столько с южной части континентального Приохотья или близких континентальных районов, но и из более отдаленных районов южной Сибири, через Тайяр с верховьев Енисея».

Все это, в особенности кетская линия, хорошо согласуется с теорией об общем происхождении палеоиндейской и палеоазиатской культур: от протосибирской основы к палеоазиатским народам, а оттуда к палеоиндейским. Поверья о сакральных грибах, наряду с другими мифологическими и сказочными сюжетами, например, «вороньими» мифами, имеются как у палеоазиатских народов (кеты, ительмены), так и у палеоиндейских (месоамериканские индейцы: толтеки, ацтеки и майя, североамериканские индейцы).

Археолог М. А. Дэвлет отводит особое место этим наскальным рисункам среди многочисленных тувинских петроглифов и атрибутирует их как антропоморфные грибовидные изображения. Она пишет:

«Среди многочисленных петроглифов, разновременных и разнохарактерных по стилю и сюжету, выделяется стилистически однородная группа с изображениями пляшущих человечков в огромных широкополых шляпах. Такие рисунки антропоморфных существ, силуэтные, выполненные в точечной технике, встречены по обоим берегам р. Чинге и на противоположном берегу Енисея в урочище Могур-Саргол».

Основные персонажи этих наскальных рисунков – человечки. Головы людей практически не выделяются, их заменяют шляпы. Широкополые шляпы напоминают выпуклые шляпки грибов. Они покоятся на длинной шее, на одном из рисунков – шляпа двухъярусная: над огромной нижней шляпой возвышается другая – маленькая, напоминающая гриб на ножке. Шляпа, как бы одетая на длинную шею, также выглядит грибом на ножке. Таким образом, очевидно, что это люди-грибы. Второе, люди находятся в движении, вероятно, они танцуют. На трех рисунках повторяется одна и та же композиция: навстречу человеку идут животные. И последние, кроме непременного атрибута шляпы, человечки имеют неизменный сосуд у пояса.



М. Дэвлет комментирует эти сцены следующим образом:

«Можно высказать некоторые предположения относительно внутреннего содержания представленных на скалах сцен. Три композиции совершенно аналогичны: звери направляются к пляшущему человечку. Человек не охотится на зверей, хотя на одном из трех рисунков он изображен с натянутым луком. На петроглифах в сценах охоты человек обычно подкрадывается к зверю сзади, стреляет в убегающее животное. Иное дело на рассматриваемых рисунках (рис.1-3): животные направляются к человеку сами. Создается впечатление, что идут они против своей воли, упираясь, но все же идут, подвластные какой-то магической силе пляшущих человечков в грибообразных шляпах».

Эти наскальные рисунки отражают мифологические представления древних енисейских народов. Я предлагаю две интерпретации сюжета. Первая: звери, изображенные на рисунках, это – духи. Зооморфные духи – зрительно материализовавшиеся мысленные образы из путешествия человека-гриба. Грибовидный персонаж, скорее всего – шаман. Сосуд же у пояса – содержит отвар из магических грибов. Находящийся в экстазе шаман совершает ритуальный танец. Мирча Элиаде писал о танце:

«Исходной точкой всех этих мифологических и фольклорных традиций является идеология и техника экстаза, предполагающая «путешествие в духе». С древнейших времен классическим средством достижения экстаза был танец. Как и везде, экстаз делал возможным как «магический полет» шамана, так и нисхождение «духа», которое не обязательно подразумевало «одержимость» дух мог вдохновлять шамана».

Другая моя интерпретация близка трактовке образа человека-гриба, как гриба в человеческом облике, предложенная в связи с Пегтымельскими петроглифами М. Диковым.. В соответствии с мифологическими представлениями чукокото-камчатских народов, этот образ – антропоморфный мухомор, а не грибовидный человек. Е. Мелитинский писал, что к числу небесных (верхних) существ чукчи относят 22 «направления»: солнце, зенит, полярную звезду и т. д.:

«К «существам» причисляются также мухоморы, считающиеся особым «племенем». Мухоморы – источник наркотической ритуальной еды – играют большую роль в мифологии всех палеоазиатов (о мухоморных девушках, соблазняющих и уводящих охотников, рассказывается, например, в ительменских сказках, антропоморфные фигуры с грибными шляпками сохранились на наскальных изображениях в районе рек Пегтымель, Чукотка)».

Вероятно, рассматривая наскальные рисунки как изобразительное воплощение мифологии чукчей, Н. Диков опирается на исследования Е. Мелитинского.

А. Шаповалов о мифопоэтическом космосе чукчей и мухоморе:

«Мухомор как явление традиционной пищевой культуры естественно занял место в мифопоэтическом космосе потребляющих его народов. Наркотическая галлюцинация для архаического сознания также реальна, как и любое другое явление и, несомненно, требует поименования и объяснения. Так, у чукчей гриб персонифицировался в духа – мухомора, его представляли похожим на настоящий гриб – без шеи и без ног, с цилиндрическим телом и большой головой, хотя он мог являться в самых разнообразных формах. Он передвигался, быстро вращаясь. Духи-мухоморы, по представлениям чукчей, очень сильны, они прорастают сквозь камни и деревья, разрывая и кроша их. Они связаны с нижним миром, во всяком случае зачастую они водят своих почитателей в страну, где живут мертвые [Т.Я.Елизаренковка и В.Н.Топоров считают, что через мухоморный транс происходит контакт с верхним миром], в связи с этим они весьма опасны и коварны, они требуют от человека постоянного почтения к себе и окружающей природе, заставляют выполнять все их приказания, грозя за неповиновение смертью, зачастую выкидывают злые шутки, показывают некоторые вещи в ложном виде. (Богораз, 1991, с.140-141; он же, 1939, с. 5). У обских угров также существовало представление о том, что в мухоморе пребывает особый дух. По сообщению М.В. Шатилова: «пун» (мухомор – А.Ш.) ... сообщает человеку особое состояние, когда он все знает, кто у него украл что-нибудь, кто обманул его и т. д.»

Употребляя мухоморы, люди легко входят в контакт с ними, обретают часть их мистической силы, иногда могут даже сами становиться (ощущать себя) грибами».



Следовательно, согласно мифологическим представлениям чукчей, мухомор – это дух, и шаман обладает возможностями персонифицироваться в дух мухомора. Таким образом, первая и вторая интерпретации не противоречат, а дополняют друг друга. Иными словами, наскальные рисунки изображают мухомор-дух, в который персонифицировался шаман.

Более того, в рамках мифологии палеоазиатских народов гриб – если не «творец», как культурный герой Ворон, то тоже своего рода божество, ибо шаманизм (в строгом смысле) отличает вера в духов, как в божественные субстанции. А. Шаповалов:

«В этой связи необходимо отметить, что у всех народов о которых шла речь выше, не было развитого шаманизма. У народов северо-востока был распространен домашний шаманизм, когда практических каждый мог совершать камлание, у обских угров он находился на стадии формирования, вбирая в себя всевозможные магические техники сновидцев, фокусников, ворожеев, прорицателей и сказителей. Не зря же в этих культурах мир духов вполне осязаем и контакт с ним вполне возможен для многих, если не для каждого. Именно на стадии смены двух систем транса – магической и шаманской и находились описанные народы в XVIII – XIX вв.».

Большинство человеко-мухоморов Пегтымельских петроглифов имеют не бесполый или мужской облик как тувинские, но ярко выраженный женский. Женщины напоминают «венер», т. е. самых ранних из известных нам скульптурных изображений Великих Богинь-Матерей. На их головах покоятся грибы на ножках. Головы, вероятно, тоже грибы. Итак, как и на тувинских петроглифах, на пегтымельских древние художники изобразили двойной и тройной гриб. Из «Истории Чукотки» Н. Н. Дикова:

«И не исключено даже, что эффектный канонический образ обнаженной пляшущей женщины, с двумя косами и серьгами и с чудовищно огромным грибом над головой является образом той самой матери диких оленей, матери-Земли, культ которой был широко распространен в прошлом у циркумполярных охотников на дикого оленя».

В связи с человеко-грибами Пегтымельских петроглифов важно вспомнить Богиню-гриб неолита, и шире – Великую Богиню. Согласно Т. Маккенне, еще 12 тыс. лет назад был известен культ рогатой Богини-гриба. Великая Рогатая Богиня – верховное божество, так называемого, Круглоголового периода.

В пустыне Сахара на юге Алжира, в районе – плато Тассилин-Анжер, сохранились остатки древнего города. Наскальная живопись в Тассилин-Аджер датируется периодом от позднего неолита до начала бронзового века. Среди наскальных рисунков выделяются изображения танцующих шаманов с грибами, зажатыми в руках и произрастающими у них из тела. Это – самые ранние известные изображения шаманов. Шаманов сопровождает большое количество скота. На некоторых фресках шаманы окружены геометрическими фигурами, вероятно, плодом своих галлюцинаций. Т. Маккенна:

«Скотоводческий образ жизни вполне установился вблизи древнего Ближнего Востока примерно 12 тысяч лет назад. Эти пастушеские племена несли с собой культ крупного рогатого скота и Великой Богини. Доказательством того, что такой культ у них существовал, служат наскальные изображения в Тассилин-Аджер, относящиеся к периоду, который ученые назвали Круглоголовым. Период этот назван из-за стиля изображения человеческой фигуры на этих рисунках – стиля, нигде более неизвестного».

На одном из рисунков из Инаоуанрхата в Тассилии изображен образ танцующей женщины, с распростертыми руками и вытянутыми, с обеих сторон головы, рогами. Это – воплощение Великой Рогатой Богини, предшественницы древнеегипетской Исиды. Еще до того, когда бык стал символом патриархатной культуры, собственно сам бык, бычья голова и рога были образами традиционно связанными с Богиней. В святилищах Анатолии, Крита, Древней Европы обнаружены бычьи атрибуты – священные символы Великой Богини. В жилищах и святилищах Чатал-Хююка они играли роль алтаря Великой богини. Особенно примечательны гигантские каменные головы быков с огромными замкнутыми рогами изображенные на стенах Чатал-Хююкского храма. На Балканах в поселении трипольской культуры у реки Рось найдена глиняная модель храма, украшенного бычьими рогами. Бык – сакральное животное минойского Крита, стоит вспомнить знаменитые священные игры с быками (taurokathapsia). Риан Айслер:

«В нашем традиционном подходе к культурной эволюции редко упоминается, что многое из наследия неолита сохранилось до наших дней. Как пишет Меллаарт, «тогда сформировалась основа, на которой строились более поздние культуры и цивилизации». Или, по определению Гимбутас, даже после того, как был разрушен мир, который они отражали, мифологические образы, созданные нашими предками из неолита с их культом Богини, «остались в качестве питательной среды для дальнейшего культурного развития Европы». Образы, традиционно связанные с Богиней, такие как бык, бычья голова или бычий рог, символизирующие силы природы, также перешли в классические, а затем и в христианские времена Бык был основным образом «языческой» патриархальной мифологии. Позднее в христианской иконографии рогатое божество из символа мужской силы превратилось в символ зла или Сатаны. Но в неолите рога имели совсем иное значение. Изображения бычьих рогов были обнаружены и в жилищах и святилищах Чатал-Хююка, где они образовывали жертвенник под изображением Богини. Сам бык здесь обозначает высшую власть Богини. Это символ мужского начала, но и он, как все прочее, исходит из всерождающего божественного лона – что графически запечатлено в Чатал-Хююкском святилище, где Богиня рожает бычка».

В другом месте она писала:

«В Чатал-Хююке, к примеру, я находим изображения беременной и рожающей Богини. Порой ее сопровождают могучие животные – леопарды и, чаще, быки. Символизируя единство всего живого, она сама иногда изображается как получеловек-полуживотное».

Почему Великая Рогатая богиня является Богиней-грибом неолита? Доказательства Маккенны строятся на связи галлюциногенного гриба, рогатого скота и помета: растущие на африканских пастбищах визионерские грибы, представители рода псилоцибе, можно было обнаружить исключительно на помете крупного рогатого скота.

Известно, что культ быка играл существенную роль в процессе его одомашнивания. Предлагая новый взгляд на человеческую эволюцию благодаря галлюциногенному грибу, Маккенна видит следующую зависимость приручения человеком диких животных и развивающихся контактов между людьми и грибами:



«Первые встречи между гоминидами и грибами, содержащими псилоцибин, могли на миллион или более лет предшествовать приручению крупного рогатого скота в Африке. И этот период в миллион лет люди не только собирали и ели грибы, но, вероятно, стали придавать им культовое значение. Но приручение диких животных (огромный шаг в эволюции человека), поставив людей в более близкие отношения с животными, повлекло за собой и расширение контактов с грибами, поскольку грибы эти росли только на помете крупного рогатого скота. В результате взаимная межвидовая зависимость (человек-гриб) обогатилась и углубилась. Это было время, когда зарождались религиозные ритуалы, появились календарь и натуральная магия».

Была ли Великая Рогатая Богиня Ближнего Востока предшественницей грибных Богинь Северо-восточной Азии? Культ грибной Богини неолита – лишь гипотеза, возникшая благодаря иконографическим изображениям Тассилии, и другим известным артефактам археологии и фольклора, связанным с культом Великой Богини-Матери. Наскальные рисунки Пегтымеля предполагают наличие у палеоазиатских народов грибной Богини Пегтымеля.

Очевидна культурная преемственность между палеоазиатскими и палеоиндейскими народами, но общность происхождения культур древних народов Северной Африки и Северо-востока Азии проблематична. Согласно Т. Маккенне, прослеживается связь между грибными церемониями доисторической Африки и грибными церемониями архаичной Центральной и Южной Америки. Может быть линия культурной преемственности: от Северной Африки к Центральной, и Южной Америки проходит через Северо-восток Азии?

О мифологии в древности, Маккенна, как и многие другие авторы: культурные антропологи, этнографы, мифологи, судит на основании артефактов археологии и фольклора, а также обычаев, и обрядов современных «примитивных» народов. Вряд ли, все древние ритуалы сохранились в первозданном виде до этнографической современности. Но, традиции – вне всяких сомнений. Т. Маккенна сравнивает тассильские грибные изображения с доколумбийскими перуанскими:

«Изображения, сходные с тассильскими, встречаются в доколумбийских перуанских тканях. На такой ткани шаманы держат какие-то предметы, которые могут быть грибами,а могут быть и какими-то инструментами для резки».

М. б. действительно человеческая жизнь зародилась на севере Африки? И аналогии в палеоиндейской и палеоафриканской культурах, объясняются через палеоазиатскую?

Предшествовали Тувинским (Верхнеенисейским) и Пегтымельским петроглифам бронзового века наскальные изображения антропоморфных грибов в искусстве каменного века в Испании, Приладожье и на реке Олекме. Протоенесейцы, предки камчатско-чукотских народов, связаны этнической, культурной и языковой общностью с финно-угорскими народами Приладожья. На одной из приладожских стоянок каменного века найдено костяное скульптурное изображение человека с грибовидной головой, обычно интерпретируемое как мифическое человекоподобное существо с двумя птичьими головами.

Согласно М. Гимбутас, третья (Курган III) и четвертая волна курганизация – «Поздний Курган или Курган IV» охватила значительную часть Европы, в их числе и Югославию. Среди раскопок времен бронзового века на территории Югославии – скульптурные изображения антропоморфных грибов.

Грибовидные изображения в Испании и Югославии – свидетельство общих корней палеоевразийского и протоенисейского населения.

Мухоморы на Северо-востоке Азии еще с праисторических времен – культовые грибы. Известно, что содержащиеся в мухоморах биоактивные вещества мускарин и микоатропин практически не расщепляются в организме и выводятся из него в растворенном виде. Поэтому моча не менее токсична, чем сами грибы. При отсутствии мухоморов северные народы употребляют мочу оленей. Уоссон полагал, что напиток «сома» приготовлялся из мухомора в смешении с мочой.

«Сома и моча» – классический мифологический мотив. Сродни ему и мотив «грибы и моча». В этой связи понятно культовое мифологические значение оленей для культуры народов общества охотников и собирателей. В подавляющем большинстве высеченных на камнях пегтымельских картин проявляется стремление охотника магическим путем овладеть зверем, среди этих зверей и рыб, особое место занимает олень.

В I тыс. до н. э. на Чукотке еще не было домашнего оленеводства, а лишь начинал развиваться морской зверобойный промысел. Изображение оленей, в особенности, наскальный рисунок с большой фигурой пасущегося оленя на центральном утесе, это элемент имитативной или гомеопатической (шире симпатической) магии. Магическое мышление древних основывалось на простом принципе «подобное производит подобное». Изображение оленя притягивало к охотнику реального оленя. Дж. Фрэзер писал:

«Великая роль гомеопатической и вообще симпатической магии в тех мерах, которые примитивный охотник или рыбак принимает для того, чтобы обеспечить себя обильной пищей. Многое делается им и его друзьями по принципу «подобное притягивает подобное», т. е. как преднамеренная имитация искомого результата».

Первобытное сознание видело в олене не просто животное, идущее в пищу, но – животное сакральное. Так как моча этого животного имеет свойства опьяняющего напитка из мухоморов.

Более поздние пегтымельские наскальные изображения отображают уклад жизни циркумполярных охотников на дикого оленя. Петроглифы представляют картину охоты на диких оленей в древней заполярной Чукотке. Весной на лыжах с собаками, осенью на плаву с помощью больших лодок и маленьких каяков с двухлопастным веслом, с копьем-поколюгой и гарпуном. Среди петроглифов Чукотки встречаются и символические изображения охоты на оленей: под оленем нарисовано только одно весло.

Из истории Чукотки:

«Прогрессивное развитие палеолитического и неолитического производства, ориентированного на сухопутную охоту и рыболовство, достигло на Чукотке своего апогея вместе с охотой на диких оленей на плавях и с переходом к морской охоте у палеоэскимосов о. Врангеля. Уровень камнеобрабатывающей техники, так же как и реалистическое искусство, проникнутое живостью зоркостью восприятия художника-анималиста и охотника, ничем не уступал мировым стандартам каменного века.

Общий для этих сначала палеолитических, а затем и неолитических племен Чукотки и Северной Евразии охотничье-рыболовческий уклад жизни способствовал самому широкому для каменного века развитию культурных связей, а это в свою очередь предопределяло одинаково высокий уровень культуры. Ни в чем почти не ощущалось тогда, что Чукотка была периферией ойкумены. Напротив, ее роль в распространении племен в Америку выдвигала ее в ряд ключевых позиций мира. Однако поздний неолит на Чукотке не сменился здесь достаточно развитым бронзовым веком. Лишь отдельные бронзовые изделия успели проникнуть сюда с Юга (мы их нашли в Усть-бельском могильнике), затем связи с Югом, где люди перешли к скотоводству и земледелию, постепенно заглохли, и ан Чукотку вернулся каменный век, между тем как всюду в Сибири наступал уже века железа. С тех пор на Чукотке началось заметное отставание в развитии производительных сил и производственных отношений».

Грибные и другие галлюциногенные культы у народов Америки

Обычай поедания галлюциногенных грибов у предков северных палеоазиатов распространился не только на Северо-восток Азии, но еще раньше на территорию Америки. Антропоморфные изображения грибов широко представлены в искусстве майя. На общность предков палеоиндейского и палеоазиатского населения указывают связи мифопоэтической и лингвистической традиции кетов и индейцев.

Вероятнее всего, отделившись от протоенисейцев, палеоиндейцы мигрировали в Северо-восточную Азию. Н. Диков писал:

«Это мог быть древнейший юкагирский и эскимосский клин этнический клин между родственными в отдаленном прошлом, восходящими к палеоенисейцам предками северо-восточных палеоазиатов и палеоиндейцами».

Обратимся к визионеру и антропологу, ученику мага и колдуна дон Хуана, культовому писателю Карлосу Кастанеде:

«Я даже сформулировал гипотезу, что это учение с помощью галлюциногенных растений пытается выудить у ученика согласие на первобытную интерпретацию мира. Я сказал ему, что формально я не назвал это «первобытной интерпретацией мира», а применил антропологическое выражение «взгляд на мир, свойственный обществу охотников и собирателей».

Первобытная интерпретация мира до сих пор свойственна коренным жителем Америки. Их мифопоэтический мир практически не изменился в течение тысячелетней истории. Это видно на примере памятников скульптуры месоамериканских индейцев майя и ацтеков, которые практически тождественны от V века до XV-XVI вв. и отражают неизменную картину мира.

Однако общество племен и народностей майя и ацтеков давно уже не были обществом «охотников и собирателей». Ацтеки к I в., майя к III в. построили сильные рабовладельческие государства. У майя подсетно-огневое земледелие играло главную роль, а рыболовство и охота – побочную. Основной культурой была кукуруза (маис).

У земледельческих народов Южной Америки мифы о появлении культурных растений занимают важнейшее место среди мифов о происхождении различных элементов окружающего мира. Известны четыре-пять основных мотивов: создание растений культурным героем или божеством, которые нередко учат людей выращивать растения и обрабатывать поля, рождение растения женщиной, превращения в растения и плоды частей тела или праха мифического персонажа или жертвы и т. д. С растениями связаны игры и танцы (танец картофеля или коки в Перу).

Не только у народов Центральной и Южной Америки, но и у племен и народностей Северной Америки с давних пор было развито земледелие, и, если это был не совсем крайний Север, и хоть какая-то возможность выращивать зерновые, то их выращивали. Растительные мифы и растительные культурные герои подтверждают древность занятий земледелием среди коренных жителей Америки. Согласно космогоническому мифу североамериканского племени хопи, от матери-кукурузы и отца-неба родились первый мужчина и первая женщина. В мифах земледельческих североамериканских племен (ирокезов, пуэбло, алгонкинов) существенное место занимают божества – олицетворения полезных растений («три сестры» – маис, фасоль и тыква – у ирокезов, мондамин – у алгонкинов). Эти растения, являясь важным элементом пищевой системы этих индейских племен, содержат некоторое количество триптаминов.

Травы семейства злаковых (Gramineae или Poaceae): кукуруза (Zea mays), овсяница красная (Festuca arundinacea) рис посевной (Oryza sativa), ячмень (Hordeum vulgare) – мелатонин, рис дикий (Zizania cacuciflora) – серотонин. Многие представители семейства Leguminosae (Fabaceae, бобовые) могут служить богатым источником ДМТ и его производных.

«Майя» принято называть группу племен и народностей, населяющую сегодняшнюю Юго-восточную часть Мексики, Гватемалу, Британский Гондурас. Рабовладельческое царство майя разделяют на Древнее царство (III-X вв.) и Новое царство (X-XVI). Между тем начало истории племен и народностей майя насчитывает несколько тысячелетий. Возраст странных каменных скульптур, которые нашли при археологических раскопках в Гватемале точно не известен. Первая наиболее древняя скульптура священный гриб из Каминальгую (Гватемала) датируется I тысячелетием до н. э. (речь идет о рубеже I тысячелетия и нашей эры). Этот гриб – мифический дух. Основание гриба – грибная ножка, которая, в свою очередь, увенчана грибной шляпкой. Несколько веков спустя – III-VI вв. н. э. мастерами из горных племен майя-киче будут изваяны новые грибы-идолы.

Грибы Psilocybe

Знаменитая «Хроника» испанского монаха-францисканца и путешественника-миссионера Бернардино де Саагуна (XVI в.) сообщает об употреблении в религиозных церемониях племенами ацтеков волшебного гриба teonanacatl, вызывающего опьянение и галлюцинации. Он писал:

«Эти грибы вызывали у них отравление, вызывали видения и возбуждали в них страсть… Они ели грибы с медом и, когда становились достаточно возбужденными под воздействием грибов, принимались танцевать, в то время как некоторые пели, а иные плакали те же, кто не хотел петь, сидел в своих жилищах, задумавшись; другим чудилось, что они умерли; кто-то видел, как их едят дикие звери; кому-то представлялось, что они стали пленниками; или, наоборот, что разбогатели и теперь у них много слуг; были и такие, которым казалось, что они совершили прелюбодеяние и им проломили за это головы…».

Испанский монах называет этот гриб порождением дьявола, но индейцы считали, что в нем заключена божественная сила, и «божественный гриб», «тело богов», «плоть богов». Индейцы верили, что употребление волшебного гриба способно превращать жрецов в ясновидцев и позволяет узнавать причины болезней и указывать на пути исцеления.

В Южной Америке для тех же целей использовались другие растения: лиана – древесная стелющаяся лоза Banisteriopsis caapi и B. Inebrians. Эти растения известны индейцам западной области Амазонки: в Бразилии, Колумбии, Перу, Эквадора, Боливии, под именем аяхуаска.

В 1929 году немецкий фармаколог Льюис Левин публикует работу, посвященную Banisteriopsis caapi. В год выхода последней книги Левина его соотечественник этнограф Теодор Кох-Грюнберг возвращается из путешествия по реке Амазонке, обнаружив там вызывающее телепатию растительное средство. Спустя десятилетия, в 1957 году, исследователи пришли к выводу, что выделенный химиками Э. Пьерро и М. Раймондом-Гаме из коры лозы Banisteriopsis caapi активный агент, названный телепатином, тождественен гармалину, извлеченному из вьюнка Peganum harmala. С тех пор за этим психоативным средством утвердилось название гармин.

Между тем, к какому семейству грибов принадлежит ацтекский теонанакатль, описанный испанским историком и употреблявшейся во всенощной грибной церемонии индейцев – веладе, не было известно до тридцатых годов XX столетия.

Поиски галлюциногенного гриба продолжались, но уже без особого рвения. Среди энтузиастов был этноботаник и астроном, живущий в Мексике иммигрант из Австрии Блас Пабло Реко, урожденный Блазиус Пайль Реко.



Реко увлекался миром звезд и исследовал роль, которую играли звезды в древних культурах. Модель мира и мифы современных ему индейских племен мало, чем отличались от древних представлений. Индейские целители и колдуны являлись прямыми наследниками древних видящих и употребляли в церемониях и повседневной жизни растения силы. Знания индейских племен: предчувствия, телепатия, разного рода видения будущего, прошлого и территориально отстоящего от них настоящего, пришли к древним через растения силы и осмыслялись современниками Пабло Реко тоже через растения силы. Устами дон Хуана Карлос Кастанеда, рассказал нам об особых знаниях толтеков:

«- Способ, которым толтеки вышли на путь знания – было вначале потребление растений силы, – ответил он. – Побуждаемые любопытством или голодом, или по ошибке они ели их, а поскольку растения силы оказывали на них свое воздействие, то было только вопросом времени, когда некоторые из них стали анализировать свои переживания. По моему мнению, первый человек на этом пути знания был смелым, но он очень ошибся».

Пабло Реко внимательно наблюдал использование растений силы среди местных племен и в 1919 году опубликовал статью, опровергающую общепринятое в науке мнение, что галлюциногенным растением индейцев был исключительно кактус пейотль.

Как сакральное растение пейотль привлек внимание ученых еще в конце XIX века. В 1887 году психофармаколог доктор Левин экстрагировал и испробовал на себе новое соединение. Через десять лет Артур Хефтер выделил и принял чистый мескалин. В 1915 году американский ботаник доктор Уильям Сэффорд в обращении к Ботаническому обществу в Вашингтоне указал на тот факт, что описанные францисканским монахом эффекты являются на самом деле результатом приема высушенного пейотля, но не грибов. Однако Пабло Реко доказал, что шаманы народов мистеков и масатеков используют в своих традициях, галлюциногенный гриб, а не пейотль. В 1937 году Реко посылает шведскому антропологу Генри Вассену пакетик с образцами двух растений. Одним из образцов были семена пиуле, визионерского вьюнка Ipomoea violacea, содержащего галлюциногенные индолы, родственные ЛСД. Другим образцом, к сожалению, распавшимся настолько, что нельзя было идентифицировать вид, был фрагмент теонанакатля, гриба содержащего псилоцибин. Реко начал изучать индольные галлюциногены Мексики. Он заложил основы двух направлений в исследованиях и в будущих научных открытиях. Вскоре оба направления будут объединены, благодаря швейцарскому химику-фармацевту Альберту Гофману, наконец, определившему характеристики обоих соединений.

Реко получил свой образец гриба от Роберта Вейтландера – европейского инженера, работающего в Мексике. На следующий год небольшая группа, среди которых были: дочь Вейтландера и антрополог Жан Бассе Джонсон, стали первыми белыми, принявшими участие во всенощной грибной церемонии – веладе.

Генри Вассен пересылает образцы Реко в Гарвард, где они привлекли внимание этноботаника Ричарда Эванса Шульца. Последний вместе со студентом-антропологом их Йелльского университета Вестоном Ла Барре публикуют ряд доказательств, указывающих на то, что теонанакатль – это психоактивный гриб. Впоследствии молодые ученые Шульц и Ла Барре стали видными исследователями культуры Центральной и Южной Америки и галлюциногенных растений этого ареала.

В 1939 году Шульц публикует работу «Идентификация теонанакатля, наркотического базидиомицита ацтеков». В ней автор предлагает разгадку тайны теонанакатля – гриба из класса базидомицетов, содержащего психоативные вещества. Сами же психоативные составляющие – псилоцибин и псилоцин, были выделены и синтезированы лишь в 1958 году Альбертом Гофманом.

Гофман получил материалы от французского профессора микологии Роджера Хейма, коллеги и спутника четы Уоссонов по «полевым экспедициям».

Гордону Уоссону и его жене Валентине тайну ритуального использования псилоцибиновых грибов среди мексиканских индейцев масатеков открыла индианка-курандера Мария Сабина. В 1955 году Валентина Павловна и Гордон Уоссон заслужили особое доверие, они были первыми белыми, не зрителями (подобно дочери Вейтландера и антропологу Жану Бассе Джонсону), но активными участниками секретных церемоний мексиканских индейцев. Другими словами, наряду с ними, поедали сакральные грибы.

Сопровождая Уоссонов в дальнейшие экспедиции, Роджер Хейм провел идентификацию гриба teonanacatl и доказал его принадлежность семейству Strophariaceae, роду Psilocybe.

Strophariaceae это -. Семейство этих грибов названо чешуйчатыми, так как в самой ранней стадии развития плодовое тело окружено тонкой внешней оболочкой, рвущейся в ходе роста, и оставляющей остатки на основании ножки, а у бледных поганок еще в виде отмывающейся чешуи на верхней стороне шляпки.

Чешуйчатые грибы, содержащие псилоцибин и псилоцин, схожи с ЛСД и относятся к соединениям индола.



Псилоцибин и псилоцин частично разрушаются в желудочно-кишечном тракте ферментом моноаминооксидазой (МАО), поэтому традиционно эти грибы употребляются многими народами и в разных культурах – натощак. А бытовые пользователи этих наркотических средств съедают их вместе с препаратами, подавляющими активность МАО, усиливая тем самым психоделический эффект, или рассасывают их во рту (бумажки с ЛСД, например).

В галлюциногенных грибах, содержащих псилоцибин и псилоцин, помимо индольных соединений, содержится и другой знаменитый галлюциноген: диметилтриптамин (ДМТ), основной компонент южноамериканских нюхательных снадобий. Однако его содержание составляет единицы микрограмма, кроме того, ДМТ при пероральном приеме теряет свою активность, поскольку разрушается МАО.

Культы индолосодержащих соединений, известных в тропиках Нового света со времен 3-х тысячелетней давности, живы до сих пор в шаманских обрядах в Оахаке (Мексика). Это культы, основанные на применении ДМТ, бета-карболиновой группы, включающей в себя гармин, а также сходный со спорыньей и содержащийся во вьюнках комплекс.

источник